За более, чем два года, прошедшие с тех пор, как дон Хуан решил учить меня о силах олли, тогда, когда он решил, что я готов учиться о них в прагматической форме, которую он назвал учением, он постепенно обрисовал мне общие черты двух олли, о которых раньше шла речь.

Сначала он говорил о силах олли очень уклончиво. Первые замечания о них, которые я нашел в своих записях, перемежаются с другими темами разговора.

Пятница, 23 августа 1961 года.

— Трава дьявола была олли моего благодетеля, она могла бы быть и моим олли также, но я не любил ее.

— Почему тебе не нравилась «трава дьявола», дон Хуан?

— У нее есть серьезный недостаток.

— Она что, слабее, чем другие силы олли?

— Нет. Не понимай меня неверно. Она так же могущественна, как и лучшие из олли. Но в ней есть нечто, что мне лично не нравится.

— Можешь ты сказать мне, что это?

— Она сбивает и заслоняет людей. Она дает им чувство силы слишком рано, не укрепив их сердце, и делает их доминирующими и непредсказуемыми. Она делает их слабыми в самом центре их великой силы.

— Есть ли какой-нибудь способ избежать этого?

— Есть способ преодолеть это, но не избежать. Всякий, чьим становится олли дурмана, должен заплатить эту цену.

— Как можно преодолеть этот эффект, дон Хуан?

— «Трава дьявола» имеет четыре головы: корень, стебель с листьями, цветы и семена. Каждая из них различна, и всякий, чьим становится ее олли, должен учить о ней в этом порядке. Самая важная голова в корнях. Сила травы дьявола покоряется через корень. Стебель и листья — это голова, которая лечит болезни; если ее правильно использовать, то эта голова может быть подарком для человечества. Третья голова — в цветах, и она используется для того, чтобы сводить людей с ума, или делать их послушными, или убивать их. Человек, у которого олли дурмана, никогда не принимает сам цветов, поэтому же он не принимает стебель и листья, за исключением тех случаев, когда у него самого есть болезнь, но корни и семена всегда принимаются, особенно семена, они являются четвертой головой «травы дьявола» и наиболее могущественной из всех четырех.

Мой благодетель говорил, что семена — это «трезвая голова», единственная часть, которая может укреплять сердца людей. «Трава дьявола» сурова со своими протеже, говорил он обычно, потому что она стремится быстро убивать их, что она обычно и делает прежде, чем они доберутся до секретов «трезвой головы». Имеются, однако, рассказы о людях, которые распутали все секреты «трезвой головы». Что за вызов для человека знания?

— Твой благодетель распутал все секреты?

— Нет, не распутал.

— Встречал ли ты кого-нибудь, кто это сделал?

— Нет. Но они жили в такое время, когда это знание было важно.

— Знаешь ли ты кого-нибудь, кто встречал таких людей?

— Нет, не знаю.

— Знал ли твой благодетель кого-нибудь из них?

— Он знал.

— Почему он не добрался до секретов «трезвой головы»?

— Приручить «траву дьявола» в свое олли — одна из самых трудных задач, какие я знаю. Например, она никогда не становилась со мной одним целым, может быть, поэтому я никогда не любил ее.

— Можешь ли ты все еще использовать ее, как олли, несмотря на то, что она тебе не нравится?

— Я могу. Тем не менее, я предпочитаю не делать этого. Может, для тебя все будет иначе.

— Почему ее называют «травой дьявола»?

Дон Хуан сделал жест безразличия, пожал плечами и некоторое время молчал. Наконец, он сказал, что «трава дьявола» — это ее временное название, и что она имеет и другие названия, но их нельзя использовать, потому что произнесение имени — дело серьезное, особенно, если учиться использовать силы олли.

Я спросил, почему назвать имя есть такое уж серьезное дело. Он сказал, что имена оставляют про запас, чтобы использовать их только, когда зовешь на помощь, в момент большого стресса и нужды, и он заверил меня, что раньше или позже такие моменты случаются в жизни любого, кто ищет знания.

Воскресенье, 3 сентября 1961 года.

Сегодня, после обеда дон Хуан принес с поля два растения дурмана. Совершенно неожиданно он ввел в наш разговор тему о «траве дьявола» и затем позвал меня пойти с ним в поле вместе, чтобы поискать ее.

Мы доехали до ближайших гор. Я достал из багажника лопату и пошел в один из каньонов.

Некоторое время мы шли, пробираясь сквозь чапараль, который густо разросся на мягкой песчаной почве. Дон Хуан остановился рядом с небольшим растением с темно-зелеными листьями и большими беловатыми цветами.

— Это, — сказал он.

Он сразу же начал копать. Я попытался помочь ему, но он отказался энергичным движением головы, продолжая копать яму по кругу вокруг растения, яму в виде конуса, глубокую с внешнего края и горкой поднимающуюся в центре круга. Перестав копать, он опустился перед стеблем на колени, пальцами расчистил вокруг него мягкую землю, открыв примерно 10 см большого трубчатого раздвоенного корневища, чья толщина заметно отличалась от толщины стебля, который был сравнительно тонким.

Дон Хуан взглянул на меня и сказал, что растение — «самец», так как корень раздваивается как раз в той точке, где он соединяется со стеблем. Затем он поднялся и пошел прочь, ища чего-то.

— Что ты ищешь, дон Хуан?

— Я хочу найти палку.

Я начал смотреть вокруг, но он остановил меня.

— Не ты. Ты садись вон там, — он указал на кучу камней, метров шесть в стороне. — Я сам найду.

Через некоторое время он вернулся с длинной сухой веткой. Используя ее, как копалку, он осторожно расчистил землю вокруг двух ветвей корня. Он обнажил их на глубину примерно 60 см. Когда он стал копать глубже, почва стала такой плотной, что было практически невозможно пробить ее палкой.

Он остановился и сел передохнуть. Я подсел к нему. Долгое время он молчал.

— Почему ты не выкопаешь его лопатой?

— Она может порезать и поранить растение. Я должен был найти палкую принадлежащую, этому месту, затем, чтобы, если я ударю корень, растение не было бы таким плохим, как от лопаты или от постороннего предмета.

— Что за палку ты нашел?

— Подходит любая палка дерева Паловерде. Если нет сухой, приходится срезать свежую.